Смерть — событие не для тех, кто ушел. А для тех, кто остался. Она заставляет задуматься, оценить и отдать должное. Кем был Павел Рафаилович Ниринберг? Что сделал? Какую роль сыграл в архитектурной жизни города?
Те, кто его хорошо знал, говорят: «Павел Ниринберг — это глыба, большая глыба! И это понятно было, даже при его жизни...»
От себя, как автора этих строк, скажу: чем больше узнавал о нем, тем труднее было охватить, постичь и понять… И все же, попробую рассказать о главном…
Однажды, а это было 14 апреля 1967 года, в жизни 31–летнего архитектора Павла Ниринберга произошли сразу три знаменательных, на первый взгляд, никак не связанных друг с другом события. У него родился сын, он получил ордер на квартиру и приказом по институту «Днепрогражданпроект» был назначен на должность ГАПа — главного архитектора проектов. «Все сложилось!..» — радостно и не без восторга сообщал он своим друзьям и близким. И это был верный знак того, что он оказался на своем месте в нужное время. Но до этого судьбоносного момента произошла невероятная цепь событий и обстоятельств…
Ну разве мог впечатлительный юноша из провинциального городка Винницы представить себе, что когда–то отправится покорять «самый красивый город страны Ленинград», как он его называл? И хотя город его мечты с первой попытки его не принял — проходного балла не хватило – юноша не отчаялся. Саратовский строительный техникум и практика на стройке станут его первыми и настоящими жизненными университетами.
Родительское напутствие и стремление молодого человека «чего–то в жизни достичь» все же приведут его в самый престижный вуз страны — Ленинградский инженерно–строительный…
Будучи на пятом курсе, он впервые попробует себя в творческом конкурсе – и победит! Оформление нескольких объектов Ленинграда к всемирному фестивалю молодежи и студентов в Хельсинках будет отмечено его поездкой в Финляндию, где начинающему архитектору посчастливится лично встретиться с Алвара Аалто. Он побывает в мастерской великого архитектора. Кстати, на «великих» ему везло, и он не упускал возможности у них учиться. Так, руководителем его дипломного проекта станет знаменитый Лазарь Хидекель — отец суперматической архитектуры, ученик Шагала и единомышленник Малевича. «Ничего не происходит в жизни случайно, — позже будет наставлять Павел Ниринберг своих студентов, — если к своей мечте не приложить максимум старания».
После окончания архитектурного факультета молодой специалист едет по направлению в Сибирь. (Закон того времени обязывал каждого студента отработать три года по распределению). В Красноярске молодому специалисту доверяют разработку сразу нескольких важных объектов, среди которых — здания горисполкома, горкома партии, Дворца Молодежи. Творческая карьера складывалась более чем удачно. Но все же молодому и амбициозному архитектору хотелось большего.
Павел уже тогда знал себе цену. Работал много и самозабвенно. Тем не менее, за все три года его не разу не повысили — ни в зарплате, ни в должности. Давали понять: «Молодой, потерпишь…». Его возмущало такое отношение начальства к себе. И когда за два месяца до окончания срока отработки ему, простому архитектору, предложили сразу должность ГАПа (главного архитектора проектов) и повышение зарплаты с 90 до 240 рублей согласно штатному расписанию, он вскипел:
— Где же вы были раньше?.. Все равно уеду!
Как–то в журнале «Архитектура СССР», солидном по тем временам издании, где дипломная работа Павла Ниринберга была отмечена как лучшая, на глаза ему попалось объявление: «Днепропетровск приглашает…». Случайность это или нет, сказать сейчас трудно. Но то, что эти два печатных слова его загипнотизировали и в дальнейшем определили его судьбу, – факт!
На его решение переехать в Днепропетровск повлияло многое: и обида на Красноярск, где не оценили его по достоинству, и чиновничий произвол, и неудовлетворенные амбиции молодого и талантливого. А может, все было проще — Павел искал свободы творчества?
Правда, где ее тогда было найти? Какая могла быть свобода, если пресловутое постановление ЦК «О борьбе с излишествами в архитектуре» действовало на всем пространстве огромной страны, которую называли «шестая часть суши».
То были времена Никиты Хрущева… И партия под его руководством провозгласила: «Нынешнему поколению жить при коммунизме». Павел был уверен, что и в светлом будущем, куда его зазывали, дома и улицы обязательно должны быть комфортными и красивыми. Но в послевоенное время, дабы исполнить наказ «партии и правительства» и расселить людей из коммуналок, советские зодчие вынуждены были решать сугубо утилитарные задачи — дать каждой семье, пусть по маленькой, но квартире. Серийное панельное производство возобладало над индивидуальным строительством. А роль архитекторов сводилась лишь к привязке типовых проектов. Архитектура из области искусства перешла в разряд ремесел. Творческая душа молодого зодчего бунтовала: ну разве можно из «панели сделать капитель». Забегая наперед, скажу, что ему это однажды удастся…
Днепропетровск 60–х. Областной индустриальный центр быстро набирал темпы гражданского и промышленного строительства. Город остро нуждался в хороших специалистах в области градостроительства. Они съезжались отовсюду — как молодые, так и опытные. «Заманивая» благами, отцы города не скупились и предоставляли все условия для нормальной жизни и творчества. Молодая чета Ниринбергов сначала поселилась в элитном общежитии для аспирантов, а уже через год — в своей собственной квартире. А, скажем, архитектору Владимиру Веснину, вечному сопернику Павла в делах творческих, повезло больше. Ордер на квартиру он получил прямо в аэропорту, куда прилетел из Свердловска. Но самым главным было то, что здесь, в Днепропетровске, предоставлялась возможность строить по индивидуальным проектам и, что немаловажно для людей творческих, на конкурсной основе.
Под крышей «Днепрогражданпроекта» собралась мощная когорта архитекторов. Их имена хорошо известны. Это Яшунский, Супонин, Халявский, Зубарев, Чмона и Веснин. Среди них особенно выделялся Павел Ниринберг. Он положил начало и сегодняшнему Днепропетровску.
На многих сувенирных открытках «Виды Днепропетровска» неизменно красуются построенные по проектам Павла Ниринберга здания: горисполком, цирк, летний театр в парке Шевченко. Они долгое время были брэндами, как теперь говорят, а по существу, определяли лицо города. Даже сейчас, спустя десятилетия, его детища не потерялись на фоне современной городской застройки.
18–этажному жилому дому с книжным магазином по ул. Дзержинского уже за 30. Это одно из первых творений архитектора. Специалисты сразу отмечают — «хорошо посажен». Высотная композиция дома задумана как, архитектурная доминанта, которая обозначает вершину холма. В лаконично прямых линиях «дома книги», как его называют горожане, отражается прошлая эпоха. И все же здание спроектировано настолько искусно, что и спустя десятилетия не потеряло своей привлекательности.
Но самое уникальное, что «высотка» собрана из скупого набора панелей определенных серий. При этом добиться хорошей планировки квартир было очень сложно. Говорят, Павел столько думал об этом, что однажды она ему просто приснилась.
Заметную роль в архитектурном облике города играет здание цирка. И спустя 28 лет его называют уникальным и по форме, и по содержанию. В день открытия, а было это 24 декабря 1980 года, местная газета писала: «Вечером, когда цирк зажигает огни, шатер, как в фокусе иллюзиониста, превращается в огнедышащий вулкан с опаленными краями. Световые и шумовые эффекты выполнены в стиле настоящего циркового представления. И нет смысла писать на цирке: „ЦИРК”».
Архитектор Анатолий Ежов, который долгое время работал вместе с Ниринбергом, рассказывает немало интересного, о том, что осталось «за проектом»:
— О том, как создавался цирк, — говорит он, — можно написать увлекательную книгу. На манеж выходили… архитекторы, правда, не во время цирковых представлений. Мы встречались с известными артистами — клоуном Никулиным, дрессировщицей хищников Бугримовой, Зариповым, известным своей джигитовкой. Мы расспрашивали до мельчайших подробностей, как сделать арену удобной и безопасной для людей и животных. А некоторые секреты Кио–старшего закладывались уже на этапе проектов. Он открывал нам тайны своих фокусов, и нас обязывали подписывать «бумаги о неразглашении»…
Как родилась идея цирка в виде шатра? Возможно, ее подсказала исповедь старого трубача. А он поведал такую историю… Обычно в куполообразных цирках звук вместо того, чтобы идти к зрителям в зал, возвращается обратно на арену, артисту в уши. Барабанные перепонки от этого сильно страдали, и музыкант терял слух. А купол цирка в виде шапито создал прекрасную акустику для всех зрителей и разрешал многие другие проблемы. Шатровое покрытие выполнено из сборных железобетонных элементов — такого в Союзе ещё не было.
Павел во многом был человеком уникальным, влюбленным в свою профессию, особенно – в ее творческий процесс. «Женат на архитектуре…» — не без упрека говорили близкие ему люди. Если его поглощала какая–то идея, то он даже для родных казался «не от мира сего».
— Мне было 10 лет, — вспоминает старшая дочь Татьяна.— Хорошо помню, как мы сидели за завтраком и папа ел свою любимую жареную картошку. Мы с мамой заметили, что на большой плоской тарелке он задумчиво раскладывал вилкой какой–то непонятный узор. И мама спросила его: «В чем дело, почему не ешь?..» Позже мы поняли, что происходило с ним в тот момент. Из картошки «соломкой» он выкладывал планировку будущего жилмассива «Победа», удостоенного впоследствии Государственной премии СССР.
Архитектор Николай Андрущенко, лауреат Государственной премии Украины рассказывает:
— Самым ярким, запоминающимся образом жилмассива Победа стали балконные ограждения в виде парусов. Чтобы жильцы не обезобразили фасад самодельным застеклением, Ниринберг расположил ограждения лоджий под определенным углом. Но «умельцы» преодолели и эту преграду. Архитектурный образ оказался настолько удачным, что его начали повсеместно тиражировать. Автору это не нравилось и Сергей Зубарев, тогда главный архитектор города, волевым решением запретил использовать этот прием в других жилых районах.
— То, что происходило здесь, в Днепропетровске, в 70–80 годы прошлого столетия, — вспоминает председатель областного Союза архитекторов Андрей Шковыра, — вызывало зависть и у киевлян, и у ленинградцев, и даже у москвичей. В нашем городе проводились всесоюзные совещания по обмену опытом, различные встречи и конкурсы. Именно днепропетровские архитекторы первыми затеяли высотное строительство, рискуя и репутацией, и даже судьбой. О «небоскребах» на Победе, построенных методом скользящей опалубки, говорила вся страна, писали на первых полосах газет «Правда» и «Известия». Это тоже были проекты Павла Ниринберга.
Надо признать, что творческие инициативы днепропетровских архитекторов не всем были по душе. И отказать старались, порой, на самом высоком уровне и под разными надуманными предлогами. Виктор Григорьевич Бойко (первый секретарь Днепропетровского обкома партии с 1983 по 1987 год) вспоминает:
— Как–то на повестку дня Госстрой СССР поставил серьезный вопрос: обсуждение генерального плана Днепропетровска. Со всего Союза, а такое бывало нечасто, пригласили руководителей проектных мастерских городов–«миллионников» послушать днепропетровцев. И мы решились на смелый шаг: показать архитектурную новинку — дома–подковы, которые собирались возводить на берегу Днепра. Проект нам очень нравился, и мы полагали, что его поддержат на самом высоком уровне. И вот во время обсуждения на глазах у присутствующих главный архитектор страны, не будем называть его имени, эбонитовой указкой (тогда такие в моде были у высокого начальства) стал так рьяно отковыривать макеты домиков от планшета, что те, словно пробки от шампанского, шумно взлетали в потолок. При этом высокий чиновник категорично заявил: «Мы не можем поселить людей так, чтобы они с биноклем друг к другу в окна заглядывали…».
Архитектурные сооружения, если они представляют собой шедевры или эпоху, должны жить независимо от их возраста, той жизнью, для которой предназначались изначально. Даже если им на смену приходят новые, более современные здания. Печально глядеть на Кинолекторий (одно только название говорит о прошлой эпохе), расположенный в парке имени Шевченко. Павел Ниринберг называл его своим любимым детищем. Деревья, прорастающие сквозь металлическое покрытие, по идее Зодчего, говорят о незримой связи живого и искусственного. Кстати, чтобы улучшить акустику, архитектор придумал крышу необычной подвесной конструкции. У городских властей даже сомнения возникли: «А выдержит ли она напоры дождя и ветра? Для этого полости металлических емкостей решили до краев заполнить водой, чтобы дать нагрузку максимальную.
Сам же архитектор не со стороны наблюдал за всем этим, а смело ступил под крышу, как когда–то конструкторы мостов становились под опорами, при прохождении первого груженого «товарняка». Этот его жест был настолько убедительным аргументом, дескать, «надежно, ручаюсь жизнью», что вопросов больше не возникало. Правда это или легенда, похожая на правду, – не знаю. Но Ниринберг был человеком во многом непредсказуемым, и я допускаю, что это вполне могло произойти.
У летнего театра в парке Шевченко есть еще одна полузабытая история, которая вызывает к нему добрые чувства людей старшего поколения.
Надеюсь, что они помнят, как в только что открытом летнем театре проходил Всесоюзный фестиваль советской песни. Вел его Александр Масляков, уже тогда известный телеведущий. Передача из парка Шевченко, понятное дело, в записи, транслировалась на всю огромную страну. Недавно в одном из интервью Тамара Гвердцители призналась, что победить в этом конкурсе ей, молодой певице, помогла прекрасная акустика летнего зала. К сожалению, уходит в лету традиция давать концерты для горожан под сводами летнего театра парка Шевченко.
Как известно, современная архитектура интернациональна. И Павел Ниринберг это доказал и своей судьбой, и творческой деятельностью. В начале 90–х он принял участие в международном конкурсе на проект советского павильона на выставке Экспо в Севильи (Испании). И был удостоен второй премии.
Уже будучи в Америке, состязался в конкурсе на проектирование театральных касс в центре Нью–Йорка. И снова работа архитектора Ниринберга была отмечена.
Старшая дочь Татьяна живет и работает в Берлине. Она обучает немецких студентов архитектурным азам по учебнику, написанному ее отцом в соавторстве с ведущими преподавателями тогда еще Днепропетровского инженерно–строительного института.
Сегодня по–разному оценивают его отъезд в Америку. Одни сожалеют, что потеряли в нем Наставника, Учителя, Мастера. Другие — достойного соперника, который высоко держал профессиональную планку, и был авторитетом и совестью архитектурного цеха Днепропетровска. Кто–то считает, что он сделал ошибку, а кто–то убежден, что заокеанская медицина продлила ему жизнь.
Павел Ниринберг не прерывал связи с Украиной. Его беспокоили проблемы сохранения исторически ценной застройки, региональной самобытности, взаимодействие старого и нового в архитектуре родного города. Он ностальгировал по друзьям, коллегам и работе. Он завидовал раскрывшимся современным возможностям в финансировании, технологиям, отсутствию совковых нормативов и запретов.
Признанием его авторитета стали довольно частые посещение днепропетровскими коллегами Нью–Йорка, где он жил. Встречи, дискуссии и обсуждения послужили поводом к открытому письму в Интернете, в котором Павел Ниринберг изложил свое видение архитектурного развития Днепропетровска.
Творческие люди, если они по настоящему талантливы, если они что–то успели сделать, никогда не останутся в забвении. И если мы вспоминаем сегодня о Павле Рафаиловиче Ниринберге, о том, что он заложил в нас и какой след оставил в архитектурной жизни, значит, мы говорим и о себе, о своем отношении к городу.
ІСТОРИЧНЕ ФОТО |
Дніпропетровськ. Прогулянка в парку ім. Шевченка. 1934 р., 1934 Александр Ковальчук |