Згоден
Продовжуючи перегляд сайту, ви погоджуєтеся з тим, що ознайомилися з оновленою політикою конфіденційності та погоджуєтеся на використання файлів cookie.
Александр Вилкул – один из тех руководителей военных администраций, который стал едва ли не самой большой неожиданностью войны.
И хотя сам Вилкул убеждает, что его позиция всегда была проукраинской, его политическая карьера до 24-го февраля часто была связана с пророссийскими партиями.
Не была однозначной и риторика политика по отношению к России после аннексии Крыма и начала войны на Донбассе.
Два года назад Вилкул вообще исчез с публичных радаров. Пока не оказалось, что с первого дня полномасштабного вторжения именно он руководит обороной Кривого Рога.
О том, как Захарченко предлагал Вилкулу сдать город, про заблокированые телефонные номера россиян и оборону города, где родился и вырос президент Зеленский – журналист "Украинской правды" Михаил Ткач поговорил с Александром Вилкулом в период, когда враг готовится наступать на Кривой Рог.
– Расскажите, как для вас началась война?
– 24-го февраля меня разбудили в 5 утра, сказали, что сообщения о бомбежках по всей стране. Плюс я получил информацию, что у нас были прилеты ракет в две воинские части. Я покурил и сразу после этого перезвонил в аэропорт и дал команду блокировать полосу той техникой, которая была в тот момент в аэропорту.
В течение 4-5 часов туда перегнали строительную технику, асфальтоукладчики и полностью заблокировали полосу, при этом полностью потушили аэропорт и потушили радиолокацию. После этого отдал ряд других распоряжений: школы не идут, садики не выходят, ну и ряд распоряжений, связанных с обороной. Приехал на работу.
– На тот момент вы уже были на должности?
– Нет, я на тот момент был частным лицом. Просто в связи с тем, что я давно живу в Кривом Роге, был тут руководителем большого количества промышленных предприятий.
Блок Вилкула "Украинская перспектива" составляет почти большинство в Криворожском городском совете, соответственно, мое мнение здесь что-то значило, потому я этим начал заниматься сразу.
– То есть вы сразу для себя приняли решение, что вы занимаетесь обороной города? Вы не ставили перед собой вопрос, что делать, куда уехать? Вы сразу понимали, чем вы будете заниматься?
– Даже мыслей не было уезжать или делать что-то другое. Если напали на мою страну, если напали на мой город, конечно, я должен сделать все, от меня зависящее, для защиты родной страны, родного города.
– В последнее время вы не занимались политикой, но жили здесь?
– Я два года назад принял решение полностью выйти из политики. Впрочем, как и сейчас планирую. Когда закончится война – а закончится она обязательно нашей победой, – я не буду заниматься политикой.
То есть я сейчас, как каждый украинец, делаю все, чтобы защитить свой город и свою страну.
– Как развивались события дальше, в первый день войны? С чем вы столкнулись в плане обороны? Что необходимо было, чтобы стабилизировать ситуацию?
– В первый же день войны мы начали строительство укрепсооружений, блокпостов по периметру города.
В чем нам повезло? Мы являемся крупным промышленным городом, самым крупным в Украине, мы – это все-таки 10% внутреннего валового продукта. Плюс мы имеем опыт – все-таки я 19 лет проработал в промышленности, от рабочих должностей до первого руководителя большого количества предприятий в Кривом Роге. Я несколько ГОКов возглавлял, поэтому мы понимали, как с этим работать.
На второй день была попытка посадки самолетов в нашем аэропорту. Был один "Ил" транспортный и три "сушки"-штурмовика.
Снизились они достаточно низко, то есть на 200 метров, даже немного ниже было. Если был бы ПЗРК, можно было их просто сбить.
Но это гражданский аэропорт, там не было ПЗРК. "Ил" улетел, а штурмовики где-то полчаса крутились еще, смотрели и после этого улетели. Сесть они не смогли, потому что полоса была заблокирована.
– Я так понимаю, что в дальнейшем ситуация усугублялась?
– На третий день была попытка зайти колонной. Против нас стоит российская группировка, которая вышла из Крыма и, соответственно, прошла через Херсонскую область, а через час – с Николаевской области. Колонна из 300 единиц прошла по объездной дороге Николаева и ушла на Баштанку.
У нас были глаза в Баштанке. У меня лично, у моей семьи, традиционно близкие отношения с Баштанкой, потому что семья моего отца оттуда, мы могли получать информацию. Мы смогли скоординировать, запросить авиацию – сначала был самолет, потом три звена наших вертолетов, которые отсекли часть этой колонны – 150 единиц техники.
Вы, наверное, видели в интернете очень много фотографий в первые дни войны про баштанских фермеров, которые тракторами таскают "калибры". Это же как раз была Баштанка, это вот эта история!
То есть вертолеты отсекли, орки там – кто-то разбежался. Но 150 единиц техники пошли дальше на Кривой Рог. Нам разведка наша сообщила из Нового Буга, что 40 минут осталось, колонна идет с очень хорошей скоростью, 150 единиц техники.
Мы выгнали на въезды в город БЕЛАЗы, попробивали колеса, картеры, то есть намертво поставили техники на 10 миллионов долларов. А тогда орки не могли ходить по земле, потому что земля была очень влажная, они там вязли.
Впереди колонны, километров за 30, шел дозор. Он уперся в БЕЛАЗы, колонна стала. После этого наши вертолеты сделали еще несколько заходов, второй раз ударили.
И остатки этой полуразгромленной колонны сделали кольцо и ушли в сторону Новой Одессы. Потом в течение недели орки уже методично через Херсонскую область начали подбираться к городу. По большому счету у нас была неделя для того, чтобы подготовиться, построить несколько линий обороны и укрепиться.
Сегодня у нас уже десятки линий обороны. Сейчас линия фронта проходит в 50 километрах от города, но тогда они успели подойти очень близко.
– Что вы чувствовали в момент, когда они были так близко? Что вы планировали делать, если бы они подошли ближе? Если бы они захватывали город?
– Если бы они захватывали город, для этого им нужно было бы прорвать все укрепления.
– То есть вы в это не верите?
– Знаете, как говорят военные? Все зависит от плотности огня. Что бы ни произошло, мы бы воевали. Вели бы уличные бои.
Вы ехали по городу, могли видеть, как у нас построена линия обороны внутри города. Вели бы уличные бои, если бы прорвали. Ну, а какие варианты?
– В каком состоянии город сейчас? Какие сейчас основные задачи?
– Город очень мобилизован. Все, что может работать для войны, для фронта, для победы, работает на нашу победу. Все работает.
Промышленность работает в зависимости от предприятия – на 40%-50%, объемы уже восстановились, потому что в начале войны это падение было гораздо больше. Отстраиваются логистические цепочки поставки сырья, отгрузки продукции.
Мы работаем индивидуально с каждым предприятием, стимулируем возобновление, увеличение производства, помогаем решать проблемы. Важно, чтобы работали предприятия, потому что это работа, это зарплата, это занятость людей, это жизнь города. И, в конце концов, работающая экономика – это и налоги. А налоги – это пули и снаряды для того, чтобы бить врага.
– Как бизнес отреагировал здесь на войну?
– Могу сказать, что в строительстве фортификационных сооружений, которых построено огромное количество, была полностью задействована техника промышленных предприятий: и "АрселорМиталл", и горно-обогатительных комбинатов группы "Метинвест", и других предприятий, вся коммунальная техника задействована.
Да, конечно, мы используем все те ресурсы, которые есть в городе.
– Кривой Рог – это родина президента Владимира Зеленского. Вы чувствуете какую-то дополнительную ответственность из-за этих обстоятельств? И как вы оцениваете отношение к этому городу сейчас?
– Мы гордимся, и я лично горжусь тем, что Владимир Александрович Зеленский – наш земляк. Президент является Верховным главнокомандующим, во многом он стал символом воюющей страны и ведет себя очень-очень мужественно.
– А как у вас построено взаимодействие с областным штабом?
– Я могу высказать только благодарность и от себя, и от всех криворожан и главе областной военной администрации Валентину Михайловичу Резниченко, и начальнику штаба Геннадию Олеговичу Корбану, который делает очень много инновационных вещей.
Например, с точки зрения интеллектуального управления войск, интеллектуальной войны, потому что война изменилась, война не такая, как была Первая и Вторая мировая.
И Борис Филатов, и председатель облсовета Николай Лукашук – мы все работаем дружно, работаем, как одна команда. Где необходима моя помощь, я ее оказываю.
– При том, что у вас не было какого-то опыта взаимодействия конкретно с этими людьми, особенно в таких условиях?
– С этими людьми мы знакомы с кем-то 25 лет, с кем-то 10, с кем-то 5 лет. Были знакомы при разных обстоятельствах, не всегда позитивных. Но у нас сегодня общая война. То есть мы воюем за свою страну, за свою область, за свой город.
Сегодня объединены усилия всех, сегодня не может быть вообще никакой политики. Сегодня должно быть объединение всех усилий и всех ресурсов для того, чтобы добиться победы.
– Скажите, чего ждать Кривому Рогу? Планируется ли наступление?
– Мы готовы к любому варианту развития событий. Это и возможные попытки штурмовых действий со стороны орков.
Последние 5-6 дней очень сильно увеличилась интенсивность обстрелов по всей линии соприкосновения. Плюс было несколько попыток штурмовых действий с применением бронетехники – и танков, и бронетранспортеров, и штурмовых подразделений. Но они все были отбиты благодаря мужеству и героизму наших Вооруженных сил.
При этом враг понес значительные потери и в живой силе, и в технике. Не могу делиться военной информацией, но последняя неделя была для нас очень успешной.
Как будет дальше? Во многом все будет зависеть от того, что будет на второй фазе войны, куда пойдут их резервы, которые сосредоточены в Крыму и в нижней части Херсонской области.
Но мы готовы к любому варианту развития событий. Я лично считаю, что война быстро не закончится. То есть она может быть и на годы.
– Я слышал, что кого-то из представителей вашей команды брали в плен. Правда ли это? И кто этот человек?
– Это была история по неудавшейся попытке спасти людей через гуманитарный коридор.
Была договоренность на межправительственном уровне о том, что будет дан зеленый коридор для вывоза мирных людей, которые находятся в прифронтовой зоне, в оккупированной части Херсонской области. Они доехали до первого блокпоста орков, их дальше не пропустили.
Украли старшего колонны, Марчука Владимира Владимировича, главу Нововоронцовской ОТГ, обстреляли колонну и, пользуясь колонной, как щитом, начали из артиллерии обстреливать позиции наших войск, понимая, что наши не могут ответить.
Могу сказать, что через сутки из плена Марчука вызволили. Ирина Верещук сутки боролась за его освобождение, заняла очень конкретную позицию на межправительственном уровне, что нельзя воровать людей из гуманитарных колонн, особенно, учитывая, что кандидатура старшего колонны была согласована.
У нас линия фронта достаточно большая, около ста километров, и мы сейчас уже без гуманитарных или зеленых коридоров делаем все для того, чтобы помочь людям в Херсонской области эвакуироваться на нашу территорию.
Там много направлений, все рассказывать не буду, но где-то люди едут на велосипедах, оставляют велосипеды возле нашего блокпоста и заходят уже к нам пешком. Есть место, где тысяча велосипедов лежит... Вывозят стариков, вывозят маленьких детей на тачках.
Вот я был буквально два дня назад в Зеленодольске, и на тачке привезли одного дедушку. Я спрашиваю: "Во сколько вы выехали из дома?" – "В 8 утра". – "А во сколько приехали?" – "В 4 вечера". Представьте, целый день его везли на тачке.
Где-то на тракторах, где-то есть возможность проехать на машине. Где-то переходят босиком, и это не метафора. Реально босиком вброд речку только для того, чтобы оказаться на нашей территории.
– Вы понимаете, что в южных и восточных областях вы являетесь человеком, мнение которого важно.
Вы, наверное, неоднократно слышали о том, что от вас ждали разных решений. И для многих ваша однозначно проукраинская позиция была неожиданностью. Был ли у вас момент, когда вы думали, какую сторону принять – Украины или России?
– У меня никогда не было момента, какую сторону принять. Украина – моя родина, и у меня может быть только одна позиция – это позиция воевать за свою родину. И я бы воевал за нее, все равно кто напал – хоть русские, хоть папуасы.
Это враги, которые вторглись на нашу родину. Поэтому мы должны защитить и выгнать их, сделать все для победы. Не может быть никакой другой позиции.
– У вас наверняка есть какие-то знакомые, которые вам предлагали предать родину, предать Кривой Рог, принять какие-то решения, которые помогут врагу? Что это были за люди, что они предлагали?
– На второй день после начала войны мне позвонил один из министров бывшего Кабинета министров Януковича, с которым мы вместе были в Кабмине. Я же был вице-премьером тогда…
– Кто?
– Захарченко, министр МВД бывший. Это же было на второй день, в тот момент, когда флажки на карте двигались с ужасающей скоростью. С таким вот предложением: Александр Юрьевич, вы же умный человек, вы понимаете, что ситуация уже предопределена. Подпишите, пожалуйста, от имени Кривого Рога какой-то там договор с оккупантами о любви, дружбе, взаимопонимании, взаимопомощи, и будете большим человеком, как он выразился, в "новой Украине".
Могу сказать, что я его послал очень длинным нецензурным выражением. Наверное, не стоит повторяться. Потому там особой дискуссии не было.
Могу сказать, что я в течение 10 секунд сообщил об этом факте в спецорганы, тем, кто у нас занимается вопросами безопасности и вопросами контрразведки. А потом уже не помню на какой день, наверное, на десятый…
– Царев?
– Да, известная история с Царевым. Я лег спать в 3 ночи, а в 6 утра проснулся по будильнику, меня закидали скриншотами с его Telegram-канала, где он написал свой известный текст в стиле "Хенде хох, сдавайтесь!".
Я, не сильно долго думая, слегка спросонья отскринил, выставил в Facebook и сверху там послал. Понимаю, что не парламентское выражение, но таким образом выразил свои эмоции.
– Какие-то еще попытки, общения были? Возможно, угрозы, сообщения, звонки?
– Смс, конечно, смс много было. Они пишут что-то в стиле "Сотрудничество… сдавайтесь... вы можете погибнуть". Я им пишу: "Пошел!" понятно куда.
Они в итоге пишут: "Ваша позиция будет учтена в дальнейшем". Ну, хорошо, будет учтена, так будет.
– Вы знакомы с Царевым и с Захарченко. Я так понимаю, что вы знакомы с Сальдо, который сейчас предал родину. Вы понимаете, почему эти люди так поступили?
– Как вам сказать? С Царевым мы знакомы, но особо близкими никогда не были. Сальдо я видел только визуально на самом деле. Захарченко видел, конечно, на заседаниях Кабинета министров.
Но это колаборанты, а колаборанты – это хуже, чем враги. Это предатели. По-другому их никак нельзя назвать.
– А у вас остались сейчас в России какие-то знакомые, которые, возможно, поддерживают Россию, пытаются на вас как-то повлиять?
– У меня не осталось никаких знакомых на территории России. Всех знакомых на территории России я в первый день заблокировал, чтобы никто не звонил.
– А много таких было?
– Нет, на пальцах.
– Это были люди, которые поддерживают ту сторону?
– Да нет, никакого это значения не имело, это личные знакомые по теме дайвинга. Ну, я же дайвер, и по теме дайвинга у меня были знакомые, это не политика. Ну, заблокировал всех, кто с русскими номерами.
– А политиков среди таких людей, которые с вами продолжают держать связь, не было?
– Я не общался с теми, кто сбежал в Россию после Майдана. После Майдана я ни на один день не покидал территорию Украины. Когда все сбежали, я же не сбежал, я тут остался. Я ни с кем не общался.
– А с их стороны в течение этого долгого периода времени были какие-то попытки наладить общение?
– Да не особо.
– Можно ли говорить о том, что ваше отношение к России после, во-первых, событий 14-го года, во-вторых, событий, которые произошли, начиная с 24-го февраля, как-то менялось?
– Ну, конечно, менялось. После того, что сделало руководство Российской Федерации, у нас уже нет общего прошлого, у нас есть только разное будущее.
Когда бомбят жилые дома, когда напали на нашу страну, когда убивают детей... Давайте вспомним Мариуполь, Харьков, Бучу – они себя ведут хуже, чем фашисты во время Второй мировой войны. Тогда мы воевали с немецким фашизмом, а сейчас воюем с русским фашизмом.
– Вы готовы к тому, что придется руководить военной администрацией еще не один месяц?
– Я считаю, что, к сожалению, все это быстро не закончится, война быстро не закончится. Даже если будет перемирие, то со стороны орков это тоже, возможно, будет подготовкой к следующей фазе.
Потому мы должны укрепляться, быть готовы, рассчитывая на свои силы и при помощи наших партнеров давать максимальный отпор.
Я не очень верю в эффективность санкций. То есть санкции, безусловно, эффективны, но Россия – это азиатский менталитет. Они будут есть перловку и воевать "за Русь святую", то есть за какую-то идеологему, которая пропагандой вбита в их головы.
Я верю только в украинскую армию, верю только в эффективность наших солдат и верю в то, что реальное окончание войны может приблизить только количество гробов оккупантов, погибших на нашей земле.
– Вы допускаете вариант, при котором то, во что вы верите, не случится? Вы часто думаете о том, что с Кривым Рогом может случиться то, что случилось с Мариуполем, то, что происходит сейчас с Харьковом?
– Я понимаю то, что мы будем до конца воевать за каждую пядь родной земли. Поэтому мы при любом варианте развития событий будем воевать за каждый метр.
– Возвращаясь к теме предложений, звонков, обращений… Как вы думаете, Россия считает вас предателем? Мы понимаем, что успех врага на этой войне должен был опираться не только на военные действия, но и на представителей так называемых политических элит. От вас ожидали, что вы будете встречать, поддерживать?
– Я думаю, что они считают меня врагом, в том числе идеологическим. Потому что понимают, что меня слышит именно та составляющая общества, на поддержку которой они рассчитывали.
Но в то же время я думаю, они не рассчитывали, что я буду их каким-то образом поддерживать. Я же в российских санкциях еще с 2018-го года.
В 2018-ом году пришел Медведчук и сказал, что он теперь главный человек в юго-восточной политике. Он объявил, что получает какие-то указания из центра и все должны выполнять его указания.
– "Из центра"?
– Ну, из Москвы, конечно. Кто-то на это согласился, кто-то на это не согласился. Мне он сказал тогда: "Тебя не будет на Юго-Востоке". Я ему тоже грубо ответил. Он там куда-то позвонил и на второй день вышел указ премьер-министра Медведева о том, что я во всеобъемлющих российских санкциях. Так что я уже 4 года санкционный в России.
Маловероятно, что они рассчитывали на мою поддержку, потому что была такая история.
– Как вы оцениваете деятельность такой партии как ОПЗЖ?
– Я считаю, что сейчас в стране не должно быть никакой политики. Все должны быть объединены вокруг вертикали власти, вокруг президента Владимира Александровича Зеленского и вокруг помощи украинской армии.
Касательно ОПЗЖ в Кривом Роге. Депутаты районных советов и депутаты городского совета от ОПЗЖ вышли из партии и фракции ОПЗЖ и создали фракции "За Кривбасс", "За Украину" за 4 дня до того, как было решение РНБО.
Ну, это же все-таки Кривой Рог – как вы думаете, могло быть это без меня? Конечно, не могло. То есть, если я в Кривом Роге сделал так, что ОПЗЖ перестала существовать, какое мое мнение на национальном уровне? Естественно, такое же.
Могу сказать, что лидер партии и фракции ОПЗЖ Юрий на второй день был в терробороне уже с автоматом.
![За спиной у Вилкула флаг, подаренный четвертой ротой третьего батальона ТРО, с подписью \](https://gorod.dp.ua/pic/news/newsfoto/22/05/204178/3_600.jpg "За спиной у Вилкула флаг, подаренный четвертой ротой третьего батальона ТРО, с подписью \")
– Как вы считаете, есть ли будущее у политических сил, которые будут строиться на принципе мира с Россией? И вообще, возможен ли мир с Россией?
– Смотрите, мы все считаем, что нужен мир. Один вопрос: мир на каких условиях? То есть мир на украинских условиях, на наших условиях, с сохранением территориальной целостности нашей страны с тем вектором развития, который у нас должен быть (а вектор развития у нас должен быть безусловно европейским)? Это, конечно, да.
Я уже говорил, что у нас с Россией нет уже общего прошлого, они его стерли. Стерли тем геноцидом, который они проводят в нашей стране. И у нас есть только разное будущее. Мы должны сделать очень многое для того, чтобы у нас не было ничего общего. Ну вот, например, для нас очень святым днем является День победы...
– Будете отмечать?
– Святой день – День победы. Я как считал это святым праздником, так и продолжаю считать. То есть у меня один дед дошел до Праги, второй дед дошел до Берлина. И давайте не забывать, что через нашу страну два раза прокатился фронт. В одну сторону и в другую сторону. 10 миллионов украинцев, даже больше, погибло во Второй мировой войне.
Но сегодня российская пропаганда, русские создали религию, можно сказать, из Дня победы, из 9-го мая. И в этом году я буду праздновать и призову тех, кто меня услышит, праздновать День победы 8-го мая, вместе с Европой. Я хочу, чтобы ничего общего у нас с этим "оркостаном" не было. Мы должны отличаться.
Они не должны нам навязывать свои идеологемы, которые они возвели в доктрину. Пройдет время – 5 лет, 10 лет, 20 лет, и я уверен, что вся Украина, в том числе и весь юго-восток, будет праздновать День победы 8-го мая. Мы не должны вообще ничего иметь общего с сегодняшним русским нацизмом.
– Вы ожидали от себя такой реакции на войну? Я просто на вас смотрю, и эта роль, мне кажется, для вас нетипичная. Сложно было представить, что Александр Вилкул будет заниматься тем, чем вы сейчас занимаетесь.
– В сложившихся обстоятельствах, наверное, никто себе не мог представить ту роль, которую он займет. Кто-то взял автомат и сейчас находится в окопе. И это тоже для этого человека нетипичная роль. Я являюсь главой военной администрации – нетипичная для меня роль. Кто-то занимается под бомбежками эвакуацией людей, та скорая помощь, те автобусы школьные, которые везут людей из Мариуполя – тоже нетипичная роль.
В сегодняшней ситуации каждый воюет на своем рубеже. И какая вчера была роль типичная, какая нетипичная – уже не имеет значения.
Я считаю, что сегодня каждый человек должен проявлять максимальную эффективность и вкладывать все силы, все, что может делать, для того, чтобы приблизить победу.
– В которую вы верите?
– Я уверен, что Украина победит. А как может быть иначе?
– Но для того, чтобы мы победили, нам нужно что сделать? Нам нужно освободить территории, дойти до Москвы? Что считается в вашем понимании победой?
– В моем понимании победой является защита свободы и независимости нашей родины в международно признанных границах. При этом нам никто не должен указывать вектор нашего развития.
Я уверен, что Украина войдет в Евросоюз, я уверен, что мы будем частью цивилизованного общества и будем развиваться, как цивилизованная европейская страна.